Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

Чингиз успевает выскочить первым и открыть мне дверцу. Оставляю его галантность без внимания. Находим свободную скамеечку, все с той же молниеносностью Чингиз отправляется в ларек за пивом. Над ларьком выцветший рекламный плакат: «Только сегодня пиво „Ледяной орел“ распространяется бесплатно!»

Плакат висит сколько себя помню.

Его даже повесили нарочито потрепанным.

— Так что вы хотите мне сказать? — открывая пиво, спрашиваю я. — И учтите, все сказанное может быть использовано против вас…

— Карина, не против, если я сменю тело? — спрашивает Чингиз.

Молчу, ничего не понимая.

А Чингиз будто подергивается на миг туманом. Сидел рядом со мной кряжистый волосатый Антон Стеков, а вот уже — нет его. Взамен возникает прежний светловолосый красавчик.

Когда в кофейне Чингиз обменялся телами с Антоном, это меня не удивило. Это могло быть запрограммировано заранее. Чингиз ждал своего приятеля, и машина отработала на его приближение. Обычный набор заготовок, которые использует каждый уважающий себя хакер.

Но неужели и обратная смена тел была заранее заготовлена?

Проще поверить в это.

Потому что иначе — Чингиз является дайвером.

Тем самым фольклорным персонажем, умеющим по желанию выходить из виртуальности. Человеком, все время осознающим иллюзорность происходящего вокруг. Ему стоит лишь захотеть — и сквер вокруг превратится в обычную трехмерную картинку. Он может снять шлем, набрать на клавиатуре команду и сменить свой облик. Он может, глядя на нарисованный Диптаун, увидеть слабые места программного кода.

Много чего возможно… если дайверы и впрямь существуют.

— Я дайвер, — говорит Чингиз. — Если ты думаешь, что это была домашняя заготовка, — скажи, кем стать.

Качаю головой. Вот только маскарада мне не надо. Не в Венеции. Спрашиваю:

— И настоящий Стеков — тоже дайвер?

Это объяснило бы, каким образом он выбрался из тюрьмы.

— Нет. Он хакер. Очень хороший хакер… — Чингиз улыбается и добавляет: — Единственный член UGI, HZ0 и UHG одновременно.

— Они же не допускают совместного членства… — глупо возражаю я.

— А он везде под разными именами, — разъясняет Чингиз. — Впрочем, это к делу не относится.

— Относится! — возражаю я. — Как такой опытный человек мог попасться на мелком взломе? Я смотрела его дело — он совершил грубейшие ошибки! Да и преступление… смехотворное. Подчистка телефонной базы на сумму триста сорок три рубля шестнадцать копеек!

— Ну, Шура Балаганов в свое время попался на краже грошовой пудреницы, — загадочно отвечает Чингиз. Балаганов… смутно знакомое имя, но не могу вспомнить. Наверное, кто-то из легендарных хакеров… — Но ты права, Карина. Тоха нарочно попался.

— Зачем?

— Чтобы его арестовали, — с точностью и бессмысленностью программиста из анекдота отвечает Чингиз. — А потом мне пришлось дать взятку. Чтобы его осудили, а не ограничились штрафом.

— Зачем? — снова восклицаю я.

— Чтобы Тоха сел в виртуальную тюрьму, — терпеливо объясняет Чингиз. — А потом — начал совершать из этой тюрьмы прогулки по глубине. Канал был пробит нарочито грубо.

— Вы хотите дискредитировать саму идею виртуальной тюрьмы? — прозреваю я. Мой собеседник кивает. — Чингиз… но это глупо!

Я горячусь и понимаю это. Куда лучше было бы выслушать Чингиза. Но мне надо его переспорить — чтобы исчезло неприятное, дурацкое ощущение собственной неполноценности.

— Неужели вам это настолько неприятно? — спрашиваю я. — Мы все любим Диптаун, но подумайте — ведь своей брезгливостью, нежеланием быть рядом с преступниками вы отбрасываете этих людей на обочину жизни…

— Да при чем тут брезгливость? — удивляется Чингиз. — Я и сам преступник, если вы не забыли.

— Тогда почему вы против тюрьмы? Ваш приятель пожертвовал свободой, чтобы бороться с виртуальной тюрьмой! Разве это стоит таких жертв?

— Карина, почему тюрьма находится в ведении МВД, а не министерства юстиции, как положено?

— Проект начинался как следственный изолятор для лиц, совершивших преступления в глубине, — отвечаю я. — Понимаете, очень удобно было проводить следственные действия в самом Диптауне. Сейчас изолятор превратили в тюрьму, но пока идет эксперимент — подчинение тюрьмы не меняют. Странно, конечно, что тюрьму не отсоединили от всего Диптауна…

— Карина, вы знаете, как люди становятся дайверами?

— Нет. — Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он предложит мне…

— Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска. — Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во французском секторе… — Реже — восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…

— Ну и что?

— Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.

— Кто — они?

— Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации, «совет дайверов». Просили что-то сделать, в чем-то помочь… обычно им не отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж большой частью нашей жизни. Здесь есть все — банки, институты, корпорации, военные базы и штабы. А значит — нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.

Сильные эмоции?

Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.

«Потом фенек умрет».

Значит, катарсис, товарищ подполковник?

Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам — и при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся бизнесмены, сбившие пешеходов водители…

— Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают вырваться… хотя бы на чуть-чуть, — говорит Чингиз. — А им устраивают стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у нее — превратить человека в дайвера.

— Какие у вас доказательства? — спрашиваю я.

— Неофициальные. — Чингиз улыбается. — И раскрывать своих информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого заключенного стоит около пяти тысяч долларов. Содержание — около четырех тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?

— Люди с… с необычными способностями… — Почему-то я избегаю слова «дайвер». Это все равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. — Они и впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой желающий.

— В свое время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?

Он очень серьезен.

— И что вы хотите от сотрудника МВД? — спрашиваю я. — Помощи?

— Вначале ответьте, Карина, вы разделяете мое мнение? Или всего-то не желаете спорить? — спрашивает Чингиз.

— Ну а что, если я совру? — спрашиваю я.

— А вы скажите честно.

Какая смешная просьба!

«Скажите честно»!

В Диптауне, в городе, где у каждого — тысяча лиц. В городе, где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка нужнее правды.

А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается — я послушаюсь.

— Мне тоже все это не нравится, — говорю я. — Но что я могу поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что есть серьезные сомнения в надежности тюрьмы. Все! Я напишу отчет, мое начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху — отчет ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.

— Это и не нужно. — Он улыбается и протягивает мне руки. — Арестуйте меня, Карина.

— Да вы с ума сошли! — Я невольно отшатываюсь.

— Арестуйте! — с напором повторяет Чингиз. — Проект мы не угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и все продумано. А вот тюрьме — крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.

— У меня нет права вас арестовывать!

— Вызовите полицейского!

Он все держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на запястье.

— Прекратите… — бормочу я.

— Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну так что же — ловите!